24 января исполнилось 95 лет со дня принятия директивы ЦК РКП(б) о массовых репрессиях против казачества.

В рамках исторического часа сотрудниками  районного музея для учащихся профтехучилища  была прочитана познавательная лекция «Верхнедонское восстание в судьбах казаков Верхнего Дона».

 Было рассказано как проходило истребление казачества как класса на Верхнем Дону, как велась борьба против казаков, которые должны были исчезнуть вместе со своими семьями и станицами.  Были показаны архивные   документы и   фотографии. Такие мероприятия вызывают у молодого поколения  интерес к истории своего края и гордость за своих прадедов, которые жили, любили и защищали свою землю.

Изучение истории казачества, событий происходящих на Дону сейчас очень интересует молодежь. Наша многострадальная земля помнит события революции и  гражданской войны, но не многие знают о Верхнедонском восстании, которое вспыхнуло в 1919 году в хуторе Шумилине (ныне станица Шумилинская).   Долгие годы единственным источником информации о Верхнедонском восстании была третья книга «Тихого Дона» М. Шолохова, в реальности же в романе отражено участие в восстании казачьего соединения, которым командовал Харлампий Ермаков (прототип Григория  Мелехова). В последние десятилетия началась публикация архивных документов данного периода. Их анализ позволяет ответить на многие вопросы, стоящие перед историками и общественностью. А собранные воспоминания старожилов, которых становится с каждым годом все меньше, дадут  возможность представить более полную картину прошлого, и оценить  то тревожное время и  как оно отразилось на судьбах простых казаков.

В начале января 1919 года,  уставшие от изнурительных военных действий казаки Мигулинского, Казанского, Вешенского полков поверили обещаниям большевиков - мир и полную неприкосновенность Войска Донского,  заключили  с ними мирный договор и вернулись в свои хутора и станицы.
Но большевики вскоре нарушили договор.
    В январе 1919 года, задолго до начала враждебных действий казаков против Советской власти, ЦК РКП (б) издала знаменитую директиву за подписью Я. Свердлова. Это была первая директива Советской власти, объявляющая массовый террор не классу, не группке населения, но целому народу. «Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью».

Через три дня в станице Казанской  появились красные и начали производить среди казаков дикую расправу. Самые тяжелые зверства творил карательный отряд, во главе которого был политический комиссар Красной Армии Эрлих.

    Они увозили  хлеб, угоняли скот, убивали непокорных  и производили насилие – за укрытие хлеба – расстрел, за спрятанное оружие – расстрел и т.д. Небывалое зверство этот отряд творил в мигулинских хуторах Коноволовском, Мещеряковском, Мрыховском и Федоровском.

          В станице Мигулинской, одном из центров восстания, почти в каждой семье через поколения дошли глухие воспоминания об истребленных родственниках.  

    Из архивных записей И. П. Овчинникова:

 «Мой двоюродный брат выехал со двора на лошади верхом, а красные его окружили, зарубили шашкой, втоптали в грязь и уехали. За что? А  в большой семье Меркуловых в х. Мещеряковском были женщины, дети, да больная старушка. Так и ее не пощадили, стащили с постели, стянули и перину, под которой увидели галифе с красными лампасами. Вот и рубанули ее шашкой, правда не насмерть, но пожила после удара бедняга не долго». От рук карателей в ст. Мигулинской погибла Вера Ефановна Кузнецова вместе с тремя малолетними детьми, только за то, что была женой казачьего офицера, убитого на фронте первой мировой войны. Казням подвергались даже дети. Был случай, когда красные «посадили на кол» мальчонку только за то, что тот бегал за ними и называл «краснопузыми».

   Террор с каждым днем усиливался. И если  раньше были одиночные расстрелы, теперь же стали расстреливать партиями. В станице Мигулинской были расстреляны 62 старика-станичника и юртовой атаман Чукарин.

 Затем в станицах Казанской и Шумилинской в течение 6 дней было расстреляно свыше 400 человек казаков. Расстреливались бывшие выборные хуторские атаманы, георгиевские кавалеры, почетные станичные судьи.

  Здесь, на мой взгляд уместно привести отрывок из рассказа Якова Назарова, казака-повстанца. Рукопись документа хранится в Государственном архиве Российской Федерации (Ф. 5881. Оп. 1. Д. 311. Лл. 1-16).  «Я жил тогда в станице Казанской.  Каждую ночь отряд большевиков, расположенный в нашей станице,  арестовывал многих лиц и сажал в комендантское управление. Никто оттуда не возвращался: всех расстреливали. Расстрелы производились в поле, за станицей, обыкновенно – ночью. Арестованные сами рыли себе ямы. Ямы были не очень глубоки, и станичные собаки грызли трупы расстрелянных. Я помню, нашел у нас в саду чью-то обглоданную руку. Ужас охватил жителей. Боялись сказать друг другу несколько слов…»

  Однако, были люди, которые не совсем потеряли присутствие духа. Это были молодые казаки – казаки тех самых полков, которые сдались большевикам и открыли им фронт. Многие казаки говорили: "А кто ж его знал, что большевики – сволочи…  Думали, люди как люди, идут за свободу пролетариата… ну и сдались им". Теперь же эти казаки были недовольны создавшимся положением вещей и ждали удобного случая, чтобы поднять восстание и устроить резню комиссаров» (Венков А.В. «Печать сурового исхода» 1988 г. с . 36).

Что же делать казаку, если его заложили, со всех сторон зафлажили как дикого зверя. Запрещали носить штаны с лампасами и фуражки. Запретили празднование Пасхи и колокольный звон. Церкви закрыли и приспособили под склады, избы – читальни, Народные дома. Сбрасывали колокола с церквей…
Большевики, заняв станицу Мигулинскую, устроили в местной церкви "венчание священника с кобылой". К морде лошади, приведенной в церковь, подносили крест, как бы давая прикладываться. Гремел оркестр музыки. Священника и жену его заставили плясать. В конце концов, священника расстреляли.

   Дон превратился в ад. Это видели все, даже сами красные. Казак Филипп Миронов, командовавший конным корпусом красных, с горечью писал: «Коммунисты своими злодеяниями вызвали на Дону поголовное восстание. Кровь, теперь пролитая на Южном фронте, это кровь напрасная и лишняя, и проливается она под сатанинский хохот новых вандалов, воскресивших своими злодеяниями времена средневековья и инквизиции. Население сгоняло от насилия. Нет хутора и станицы, которые не считали бы свои жертвы красною террора десятками и сотнями. Дон онемел от ужаса». (Астапенко М.П. Донские казаки, 1550-1920, Ростов, 2002.).

     Старик-старообрядец в романе М.А. Шолохова «Тихий Дон» в двух словах дал причину казачьего восстания лучше, чем многие исторические труды, посвященные социальной ее подоплеке: «Расстреливали людей. Нынче одного, завтра, глядишь, другого… Кому же антирес своей очереди ждать?» Казаки поняли, что их просто уничтожают, на Дону был объявлен «сполох», а все, кто мог носить оружие, взялись за шашки.

1.             Начало и ход восстания. Сполох.

   В ночь на 11 марта 1919 г. у регента местной церкви Д.Д. Дурняпкина в х. Шумилине собрались подхорунжий Кондрат Медведев, пулеметчик Леонов и еще четверо казаков. Они порешили, что больше терпеть не мыслимо и пора начинать восстание. Не откладывая дело, эти семь человек, вооруженные двумя винтовками, обезаружили  пьяных чекистов и подняли сполох набатом. Все бросились к оружию. К ним присоединились казаки из соседних хуторов и все вместе они бросились к ст. Казанской

  К двум часам ночи под станицей собралось до 500 восставших казаков. Телефонные и телеграфные провода были перерезаны. В пять утра повстанцы ворвались в станицу. 10 утра шли аресты коммунистов и советских работников. То и дело вспыхивали перестрелки «Через некоторое время станичное правление было взято казаками. С комиссарами жестоко расправились: они все были зарублены шашками. Красноармейцев били нагайками». Комиссары Мигулинского исполкома, не зная о восстании казаков в станице Казанской, то и дело звонили по телефону в Казанскую, спрашивая о положении,  на что восставшие отвечали «Все спокойно!» А в три часа дня Мигулинская была окружена казаками. Истребив,  Мигулинский гарнизон, казаки отдельными отрядами двинулись в сторону Солонцовского, Чиганацкого и Решетовского хуторов. С целью выступить на Вешенскую и захватить ревком. Три главных станицы Верхне-Донского округа были очищены.  Была объявлена мобилизация и  нарочные помчались с приказом по хуторам.

    Ряды восставших росли стремительно и быстро, к концу апреля их было уже более 30 тысяч конников.

   Вооружение составляло 25 орудий, около 100 пулеметов и по числу бойцов почти полное количество винтовок. В кузницах и мастерских развернулось кустарное производство пик, сабель, боеприпасов, ремонт оружия.

Уже через несколько дней после начала восстания, когда каждый отряд стоял рядом со своей станицей и защищал ее, казаки потребовали объединения всех сил повстанцев под единым командованием. Командующим повстанческой армии казаками был избран полный Георгиевский кавалер, 28-летний хорунжий Павел Кудинов. Во всех хуторах Верхнедонья казаки услышали призыв Павла Назаровича Кудинова: «Пики к бою! Шашки вон!».  Казаки создали 10-й полк, который назывался «Мешковским». Третьей сотней в нем командовал подъесаул Сетраков. В нем служили вахмистр Гладков, казаки Митрофан Романников  и Максим Стефанович Казьмин.

Передавая думы Григория Мелехова, скрывавшегося в сарае от ареста и узнавшего о восстании в 28-й главе 6-й части романа «Тихий Дон» М.А. Шолохов пишет: «Пути казачества скрестились с путями безземельной мужичьей Руси, с путями фабричного люда. Биться с ними на смерть. Рвать у них из-под ног тучную донскую, казачьей кровью политую землю. Гнать их, как татар, из пределов области. Проба сделана: пустили на войсковую землю красные полки, испробовали? А теперь – за шашку». 12 марта восставшие заняли ст. Вешенскую. Через несколько дней восстанием был охвачен практически весь Верхнедонской округ.

Большевистское руководство России было ошеломлено размахом и яростью восстания. В хутор Мрыхин Мигулинской станицы срочно прибыл Лев Троцкий. На митинге, куда согнали местных казаков, он в лучших ораторских традициях убеждал их, что советская власть казаков больше не обидит. Казаки угрюмо молчали. На следующий день в штаб восставших было доставлено обращение Троцкого, в котором он снова обещал и гарантировал, что в случае прекращения восстания никто из его участников не пострадает. Повстанцы красному вождю не ответили.

Вскоре состоялся съезд Окружного казачьего совета. Решения съезда говорили о том, что повстанцы готовятся к затяжной войне: была объявлена мобилизация казаков в повстанческую армию от 19 до 45 лет, создан из охотников особый летучий карательный отряд, объявлена реквизиция годных к строю лошадей, был наложен запрет на вывоз с территории округа продуктов питания и фуража, введены твердые цены на продовольствие.

15 апреля 1919 года между хутором Сингиным и Кривским приземлился аэроплан, посланный Главным штабом Донской Армии. С пилотом в обратный путь казаки - мигулинцы передали письмо: « скорее идите к нам, скорее несите оружие и снаряды, патроны… К числу пострадавших хуторов относятся все 49, расположенных на правом берегу Дона… Несчастные женщины и дети, не успевшие спастись бегством, расстреляны и порублены. Сытин, Любимов». 2 мая 1919 года военный летчик поручик Веселовский на «Бранденбурге» доставил восставшим «500000 рублей, 1 пуд табаку, несколько пудов перевязочных материалов, медикаментов, газеты, воззвания и письма» (ЦДНИРО. Ф. 910, оп. 3, д. 665. л. 15).  Три месяца бушевало восстание. Восставшим все труднее удавалось удерживать позиции. На фронт целиком были переброшена 9-я Советская Армия, силы красных увеличились в 2 раза.  Командир штаба 9-й Армии Бухарцев призывал казаков сдаться.  Кудинов написал крупными буквами по всему листу: «КАЗАКИ НЕ СДАЮТСЯ». (Вареник В. Верхнедонские казаки и мировая, революций («Станица» № 4, июнь 1992, С. 6 Бугай Н.Ф.) И славные верхнедонцы не сдавались. Никто не хотел умирать, никто не хотел сдаваться большевикам. Мужественно сражался – пеший полк ст. Казанской. В его ряды становились подростки, женщины и девушки, переодеваясь в форму погибших братьев и мужей. «Матеря не видя от слез сына голосили: милый мой сыночек кудыш ты от нас уедешь, может мы больше не увидем тебе и на каво ты нас покидаешь. И во след все бабы брали топоры, вилы, косы, отвостренные жердины и под командованием стариков вышли в поле…» (воспоминания Е. Ф. Колычева, Альманах «Донские казаки» стр. 151). Три с лишним месяца продолжались беспощадные и кровавые бои повстанцев и регулярных частей Красной Армии на Верхнем Дону. Станицы и хутора десятки раз переходили из рук в руки. Противоборствующие стороны дошли до последней степени ожесточения: красные, занимая станицы, убивали женщин и детей, казаки, в свою очередь, рубили головы пленным и вырезали звезды на спинах комиссаров.

  В результате наступления красных повстанцы отвели свои отряды с правого берега за Дон. С этого момента и до прихода частей генерала Секретева они заняли пассивную оборону.   7 июня 1919 года конница генерала Секретева Александра Степановича соединилась с казаками в районе ст. Казанской, разрезав южный фронт красных надвое.

После соединения с Донской армией Кудинов и другие от руководства были отстранены, командование приказано было объединить в руках Секретева. Так закончилось Верхнедонское восстание. Некоторая часть восставших казаков была недовольна тем, что снова пришлось подчиниться власти атамана и Добровольческой армии, но впоследствии это недовольство исчезло, так как всякий сознавал, что лучше власть атамана и генерала Деникина, чем расстрелы большевиков.

   И никто не догадывался, что история уже наложила на всех участников восстания и трагическую печать изгнания, гибели, преследований. И – молчания о том, что знали,  видели, чему были участниками и очевидцами…

Судьбы казачьи.

      Начался великий исход казаков сначала в Крым, а затем дальше за Черное море. Тысячи казаков, оставшихся на берегу, пропали бесследно. То ли погибли в концлагерях, то ли умерли от тифа, который свирепствовал в Новороссийске, то ли, поняв ситуацию до конца, ушли из Новороссийска подальше, сменив имя, порвав навсегда с родным Доном, забыв о своем казачьем происхождении…

      Знает потомственный казак мигуленец С.В. Колычев, что последний раз видели его прадеда в Новороссийске. В какой земле лежат его  кости, ни  дети, ни внуки, ни правнуки не знают. По-разному тяжело складывались судьбы верхнедонцев, ушедших в эмиграцию. Оказавшись в Турции, пережив голод, унижение, эпидемии, усилиями союзников донские казаки большими и малыми группами рассеялись по всему миру. В числе 80 русских офицеров  оказался в Парагвае мигулинец В. Серебряков. Вместе с другими поступил на службу в парагвайскую армию.
Злодейка-судьба привела казака станицы Казанской Леонтия Дронова в палатки у Босфора, в кофейни Истамбула. Казаки гутарили: «Кто на чужбине не бывал, тот и горя не видал». После пребывания на сотрове Лемнос, эмигрировал в Болгарию, где служил в составе 3-го Донского казачьего полка. Участник монархического движения. Затем снова пароход, через океан – в США. 1961 году в Лейквуде, штат Нью-Джерси, скончался казак Леонтий Константинович Дронов.

   Во время исследования я обратилась к книге В.А. Дронова «Казачий присуд», где автор рассказывает о судьбе своего деда – Тихона Дронова, казака станицы Казанской. « Да с агитировал его красный комиссар и отбился он от белых, поверил, повернул домой, в станицу, сдал винтовку, но попал прямо в Ревтрибунал, где служил родной брат. Арестовали как контру. Жена Анна просила председателя трибунала:
- Сжальтесь над троими детьми, помилуйте, обещали прощение добровольно вернувшимся.
- Вы просите прощения, - сказал председатель, - а его родной брат Матвей Константинович Дронов, наш работник, требует смерти.
Так и расстреляли Тихона, в балке, в одном километре от станицы Казанской.

Пропела по Тихону донская песня:
Не чистым-то чисто рубашечка вымыта,
Да в крови-то вся она измазана…
Умирал молодец, друзьям приказывал:
»Как впустит Господь вас на тихий Дон,
Отнесите вы моей жене поклон!»

Страшно вспомнить! Когда его, покойника, обмывали, вместе с пулевыми ранами насчитали много штыковых. Люди прямо говорили, что это дело Матюшки-ирода».
Так  судьба-лихоманка распоряжалась  жизнями наших прадедов. Как старые казаки говорят: «Не приведи Господь вам и вашим детям пережить такое».

   Жители х. Антиповского Пановы рассказали о трагической судьбе участника Верхнедонского восстания Ивана Платоновича Борщева. Рассказ начала его дочь Борщева (Панова) Мария Ивановна: «Было мне 7 лет, когда отец отступил в Болгарию. Погрузили его, больного тифом, на пароход. В Гражданскую он почти не воевал, работал. В Болгарии жил в работниках, на кирпичном заводе. Потом попал в дом престарелых. 40 лет домой не писал, боялся за нас. Приходит однажды к нам письмо из Болгарии от отца. Писал за него друг, который вместе с ним уходил за границу. Просился домой. Поехала я в Вешки в милицию, писала в Москву. Разрешили. Приехал отец, и уезжать не хочет. Просит в Москву писать, чтобы остаться разрешили. Подходил день отъезда, а ответа все не было. Отцу все хуже становилось, астма душила. Ходил в лес, с деревьями разговаривал. Умер. Похоронили мы его, а через два дня пришло разрешение остаться в России».

Продолжает ее сын Панов Дмитрий Семенович: «Деда я узнал, когда мне 25 лет было, в 1959 году. Прислал он письмо по адресу: Вешенская губерния, Миллеровскнй уезд, Борщевой Марии Ивановне. Долго ходило по району. Пришло и в Антиповку. Подумали: не наш ли это дед… В райком ездили, в Москву писали. В конце концов, разрешили деда привести. Поставили условие: купить ему тут пальто и часы, в этом он ходить и будет. А как уезжать будет, опять надеть на него то, в чем приехал… 3 месяца прожил он у нас. Горюет, что уезжать надо. Решили мы писать в посольство с просьбой оставить его Через день деду уезжать. Собрали его. Вышел он во двор, встал на колени. Землю в руки набрал и… в рот. Умер… Похоронили на Антиповском кладбище. Из рассказов деда помню, что он и его отец — Платон Лаврентьевич — после Верхнее-Донского восстания отступали в Чертково к Врангелю. Дошли до Новороссийска в одном исподнем. А пароход уже отплывает. Дед мой, как скакал, так с берега на палубу и допрыгнул, а отец его, у которого конь послабее был — нет… Разбился…  На наши вопросы — была, ли у деда в Болгарии семья — молчал. Прожил примерно 64 года, дату его рождения мы знаем только примерно -1895 год».

Не стало на Дону лучших людей. Про них спета старинная казачья песня:

А для меня  - кусок свинца .

Он в тело белое вопьется

И кровь горячая прольется…

Такая жизнь ждет брат меня.

Сгинули, растворились в тумане богатыри донской земли, рыцари ковыльных степей. Унесли с собой тайну казачьей души – навсегда. Где бы ни были казаки, они всегда помнили родную землю, отцовские курени, гордились славой своих предков.

   Вот такая судьба человеческая. Все рассказанное нами – не выдумка. Реальные истории, свидетели которых живут до сих пор.

Работа показала, что о политике расказачивания, проводимой Советской властью на Дону, до сих пор помнят в наших хуторах и в станицах. Пришло время говорить об этом открыто. И уже не боясь, достают наши земляки из потаенных сундуков хранившиеся десятилетиями реликвии и фотографии своих прадедов.

Нам, выросшим в мирное время, трудно себе представить, как люди  прятались, боясь любого стука: вдруг это мародеры или каратели, страх и переживание за родных, ушедших воевать, и страх и переживание воюющих, за свою семью, находящуюся на территории или в лапах врага. Хотя и понятие враг относительное в гражданской войне.

Нельзя забывать о событиях этого страшного времени. Нельзя, потому что если мы забудем, то они могут повториться. Нельзя, потому что мы будем думать, что война это герои, подвиги,  погони, то забудем, что война это страх и смерть. Историю Верхнедонского восстания, какой бы она не была, не надо приукрашивать и  тем более предавать забвению. От прошлого отречься невозможно, стряхнуть с ног прах и забыть собственную историю — опасно. Народ, лишенный исторической памяти будет допускать те же ошибки и в будущем. Поэтому я  постаралась   объективно воспроизвести события 1919 года в Верхнедонском районе.

Директор музея Абакумова С.Г.