Историко-краеведческий музей

Погода в Казанской
Календарь
«  Июнь 2017  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
   1234
567891011
12131415161718
19202122232425
2627282930
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Главная » 2017 » Июнь » 13 » Городок на Дону, впоследствии станица Казанская. К 370 - летию станицы Казанской.
14:14
Городок на Дону, впоследствии станица Казанская. К 370 - летию станицы Казанской.
На пологом левобережье у Дона расположилась станица Казанская, старейшая из верховых донских станиц. Сегодня мы имеем перед собой множество версий происхождения имени станицы Казанской. Согласно Статистической описи (Усть-Медвед. Нач. рук., 1819) свое название она получила от колодца Казанца, который находится с левой стороны р. Дон, выше станицы. Возникает вопрос: «А почему колодец прозвали Казанцом?» Вспомним историю, колодец находился на татарском шляху, по которому ходили кочевники на Русь. Одолев брод, они делали привал у колодца. Разводили костры, ставили на огонь казаны. Может поэтому колодец и стали называть Казанцом? А речка, вытекавшая из колодца, унаследовала его название. В. Д. Сухоруков замечал, что городок получил название от речки Казанки (В. Н. Королев «Донские казачьи городки, стр. 87). Не бессмысленны и попытки связать название Казанки с ландшафтом местности, где возник первоначально городок, вернее — производное от него — «казан», имеет значение не только котла, но и котловины. Не исключено, однако, что колодец и речка приобрели свое название в связи с тем, что являлись важным пунктом на дороге в Казань. В народе бытует и такое утверждение, что в былые времена крестьяне, бежав от непосильного гнета бояр и помещиков, дойдя до реки Казанки, которая была рубежом Дикого поля, не таясь готовили себе в казанах пищу, отдыхали после трудного пути бегства. У беглецов была цель – дойти до «казанов» – значит, быть вне опасности пойманным, стать свободным. Другие утверждают, что название дали ей первые поселенцы – татары (казан по татарски – «становище», лагерь). Хочу, уважаемые читатели, рассказать одну легенду : « Откуда-то издалека люди шли, чтобы выбрать себе новое место для поселения, поскольку на их родине, где они раньше жили, стало невмоготу от беспрерывных войн и неурядиц. Шли долго, устали. Захотелось воды испить из речки, вдоль которой пролегал их путь. Хан-предводитель послал за водой свою дочь с золотым котлом. Котел оказался тяжелым, и, когда Малика, дочь ханская, попыталась зачерпнуть им воду из реки, он сорвался с рук и затонул. Искали-искали этот котел, который по-татарски называли «казаном», но не нашли. Жаль было покидать это место, к тому же и окружающая природа оказалась благодатной, решили остановиться здесь, назвав речку Казаном.» «Казан», в свою очередь, возводят к названию племени (этнониму) «каз» — гусь, обитавшему в древности в бассейне этой реки. «Казанка» состоит из составных каз-ан-ка. Первая часть — «каз», относится к древнетюркскому этнониму «каз», вторая — «ан» — обозначает реку, а третья — «ка» — является суффиксом русского языка, который прибавился к гидрониму «Казан» в 16 веке. Казанцы уже в петровскую эпоху, в начале 18 в., не помнили о времени основания городка. Стольник Максим Кологривов, обследовавший городки левого берега Дона, собирал «скаски», в которых казаки указывали время основания своего городка, если речь шла о самых старых поселениях, сообщали, что «сколь давно построены, того они , казаки, не упомнят…» В книге В. Н. Королева «Старые Вешки» сообщается, что в списках 1633 года появляется городок выше Мигулина – Казанка, который далее в документах исчезает на несколько десятков лет. Куда исчез Казанский городок? Казачьи поселения представляли собой тесно скученную массу куреней. Из-за скученности деревянных строений бичом казаков были пожары. Возможно, эта участь постигла и Казанский городок. В то время татары еще совершали свои набеги, приходили с войной на Верхний Дон азовцы и черкасы. Отписки с Дона, посылавшиеся в Воронеж, затем в Москву пестрят сообщениями о постоянных стычках с неприятелем. Если документально подтверждено, что Решетов подвергся разгрому со стороны отряда разбойных черкас, то такая участь могла ожидать и Казанский городок. Во всяком случае в 1647 году Казанский городок существовал. Первоначально находился на правой стороне Дона. (Походный журнал 1696 г. 2-е изд. СПб 1911). Похоже, поселение меняло местоположение более чем 2 раза. Возможно, местная традиция отразилась в позднем сообщении, согласно которому весенние разливы «часто заставляли менять место расположения, в 1690 году якобы по рекомендации Петра I городок был перенесен на левую сторону Дона, в 7 верстах от теперешнего поселения, «в лугу, затопляемом весеннею водою, на острове, образуемом Доном, р. Песковаткой и притоком ее Варгункой, который, как говорит предание, был прорыт казаками для защиты от неприятельских нападений. Место это называется «Старый городок». «На середине острова есть множество ям, расположенных кругом и обведенных окопом. Между ямами находится небольшое ровное место, на котором были церковь и кладбище», - писал в 1894 г. И. Сулин в Кратком описании станиц Области войска Донского. Предание добавляет, что, независимо от окопа, кругом землянок весь остров был укреплен еще двойным плетнем, в середине которого была набита земля. Кроме того, в мелких местах Песковатки и Варгунки были затоплены бороны с острыми железными зубьями, чтобы неприятель не мог переправиться на лошадях. Через Варгунку был устроен мост, возле которого стояла пушка. За появлением неприятеля следили часовые, которые находились: первый на левой стороне Дона, на кургане Заклином, а второй на правой стороне его, на кургане «Большой стог. (стр. 624-625 ). Очень ценные сведения о жизни ранних верховых казаков привел И. В. Тимощенков в статье «Общественный быт и народные обычаи Казанской станицы» (1874 г.). По И. В. Тимощенкову, станица в далеком прошлом могла иметь покос, звероловство и рыболовство по всей войсковой земле, поскольку юртов не существовало. Базы, где попеременно жили казаки, держали на возвышенном месте. Здесь же на зиму заготавливали сено, при возникновении опасности скот загоняли в городок. На работу выезжали все вместе с оружием в руках и трудились так, чтобы одна артель была на виду у другой. На ночь либо возвращались в городок, либо, съехавшись вместе, оставались в поле. Если в городке узнавали о приближении неприятеля, вестовой с хоругвью в руках скакал по всем местам работы. Сохранилась легенда о том, что некогда татары в большой силе возвращались из набега на Россию и гнали много скота; мимоходом они вздумали взять Казанский городок. Напали; «бой был страшнейший через Варгунку; казаки защищались из-за стены и из-за лесу, которым был покрыт весь остров.» Несколько раз татары бросались на штурм, но были отражены, наконец, истощив, все усилия, они собрали скот и погнали его через Варгунку, чтобы он напором своим проломал плетень и дал возможность ворваться в городок. Но казаки открыли плетень, впустили весь скот к себе в городок, поставили плетень на новое место и, как ни в чем не бывало, опять стали защищаться. Татары, видя свою ошибку, не знали, что делать от злости. Они стали смеяться над казаками, стараясь всячески показать им свое презрение. И вот какой-то татарин влез даже на дерево и стал поддразнивать казаков, тогда один из казаков, схватив винтовку, выстрелил, и дерзкий татарин повалился с дерева. С тех пор стрелок прозван Лыгой, от слова «лыгнуть», значит ударить, хватить; потомки этого Лыги и во второй половине 18 века здравствовали в станице. (Донские епархиальные ведомости 1894 г.,№ 18 стр. 625). Женщины-казачки воевали вместе с мужчинами. Они были одеты в мужские платья и сражались у палисадов и плетней. «Первоначальная общественная жизнь Казанской станицы, - отмечал Тимощенков, - была такая же как и в других донских станицах. Все граждане имели одинаковые права, пользовались одинаковой свободою и составляли из себя общежительное братство, жили они артелями (сумами), человек по десять и более, и имели все общее, кроме только денег. На майдане, между станичной избой и часовней, собирали станичный круг, решавший все вопросы жизни городка и его обитателей. Здесь же на год избирались атаман и его помощник – есаул. Им вручали как символ власти насеки. «Насеками они назывались сначала потому, говорит предание, что атаман и есаул, будучи безграмотными, насекали на них кресты и другие знаки для меры, приметы или счета чего-либо общественного.» Потом эти насечки делали для красоты. Промыслы осуществлялись сообща, всем городком, и все добытое – будь то военная добыча, дичь или рыба – делилось поровну. При возвращении из похода добычу «дуванили» (делили) немного не доходя до городка. «Вблизи кургана «Большого Стога» – писал И.М. Сулин, между курганом и р. Доном, в лугу есть место, называемое «Дуванною поляною».(Донские епархиальные ведомости, №18 1894, стр. 627). Станица стояла на большом водном пути, и здесь часто бывали приезжие: шли вверх и вниз по Дону, в Москву и обратно, проезжали русские и турецкие посольства, через Казанку везли государево жалованье, царские грамоты. Атаман Фрол Минаев в 1672 г. рассказывал в посольском приказе, что «с Воронежа … водяным путем поспевают к ним на Дон в Черкасский городок з великого государя з жалованием с хлебными запасами недели в 4… А лехким … судном поспевают к ним за 15 дней. А проходу … будет от Воронежа государевыми городами дней с 10. А донскими городками того будет идти мало чим болши. А донские городы стоят от Коротояка первый Мигулин. А от Мигулина городы: Казанский, Решетов, Вешки, Усть Хопра, Усть Медведица…». Бывали здесь и торговцы. «Торговые люди, приезжавшие из окраинных городов, из Воронежа, Ельца, Коротояка и других, - писал историк, привозили на Дон вино, мед, хлеб. Покупали же на Дону рыбу, которую в сушенном и вяленом виде отвозили для продажи в окраинные города. Закупали на Дону и военную добычу, захваченную донскими казаками во время их походов. Что еще характерно для Казанки в послебулавинское и допугачевское время? Прежде всего большее и большее прибавление населения. Никакие указы правительства не могли задержать приток беглых на Дон. Беглецов из Московского государства Казанка перевидела многих, а в начале за счет их, собственно, и росла. Царское правительство из-за военного значения Войска Донского и его роли в обороне государства долго терпело этот уход помещичьих и государевых крестьян, искавших счастья на Дону. В свою очередь, чем больше беглых скапливалось на Дону, тем более отрицательно относились массы казачества к феодально-крепостническим порядкам на Руси, к всевластию воевод и бояр, к попыткам московского правительства прибрать Дон к рукам, ограничить его самостоятельность и прекратить поток беглых. Постепенно назревал взрыв, и, может быть, первым его сигналом послужил поход Василия Уса. К сожалению, не сохранилось источников, по которым можно было определить, откуда начался этот известный в истории поход голутвенных казаков. Знаем только, что начался он из верховых казачьих городков. Царь выслал войска во главе с воеводой Юрием Барятинским, но они не смогли разгромить рассеявшихся казаков. Верхний Дон как начал бурлить во время похода Василия Уса, так и не успокоился в период Волжско-Каспийского похода Степана Разина 1667-1669 гг, ни в период самой Крестьянской войны 1670-1671 гг. Большинство верхнедонских казаков, в том числе казанцев и мигулинцев, были на стороне мятежников, «… а сверху … Доном, - передавал в Москву тамбовский воевода Яков Хитрово, беспрестани к нему (Разину) идут казаки и ныне беглые люди». На Верхний Дон постоянно посылались правительственные разведчики. В одном из их донесения упоминается Решетовский городок. Ольшанский копейщик Алексей Захарьев доносил, что он с пятью своими людьми доехал до Мигулина. Городок оказался пустым. Захарьев спустился еще ниже по Дону и под Тишанским городком наехал на пост мигулинцев и тишанцев. В марте 1671 г. на разведку вниз по Дону ездил отряд воронежцев, который, не дойдя до Мигулина, встретил 22 марта мигулинца Михаила Бляхова с товарищем, занимавшихся звериной ловлей. Бляхов оказался сторонником правительства и поведал разведчикам, что Мигулин уже не пуст, в нем стоят воровские казаки. В 1672 году, после полного подавления восстания, была снята царская блокада. Войска Донского, и в верховые городки, в т. ч. Казанский и Мигулин, пришли будары с хлебом и другими запасами. Разинский пожар был потушен, но его искры тлели на Дону еще десятилетия. Надо ли удивляться, что в годы между восстаниями Разина и Булавина значительно умножилось население казачьих городков? В 1689 г. атаман Фрол Минаев сообщал: «Беглые приходят к ним, на Дон… непристанно..» В 1700 года Петр 1 повелел казаков Верхнего Дона, Хопра и Медведицы переселить на две дороги к Азову, от Валуек и Острогожска. Почти весь 1701 год Войско Донское занималось переселением. Вероятно, проходило оно в муках, спорах, ссорах, стычках, но так или иначе коснулось Казанки. В 1703 г. по указу Петра 1 было велено послать двух стольников вниз по Дону, узнать сколько лет их городкам, есть ли в них беглые и участвовали ли они в Азовских походах. Этот «наезд» поручили стольнику М. Ф. Пушкину и М. Н. Кологривову. «Разбор» верхнедонского населения продолжался в течение 1703 и начала 1704 гг. Пушкин обревизовал 34 городка, среди них были Казанский. По «скаскам» и допросам оказалось, что в городках живут люди, пришедшие сюда до Азовских походов. В 1703 г. в Казанке состояло 70 служилых казаков. Экспедиция дала слишком неправдоподобный результат, чтобы вся эта история на этом закончилась. И вот настал 1707 год, начался жестокий сыск беглых, во главе князя Юрия Долгорукого. Долгорукий сообщал Петру 1, что при крестоцеловании 31 июля были люди из многих станиц «кои по Дону, и с Усть-Медведецы, и с Усть-Хопра». Известно, что присягнуло 1835 человек, из них двое из Донецкого, по трое казанцев, песковатцев и мигулинцев, два тишанца и четыре решетовца. Долгорукий посылает для сыска вверх по Дону, Хопру , Бузулуку, Медведице 8 офицеров, 8 подьячих и 12 солдат, 8 донских старшин и 4 писарей. Сыскивать в верхнедонских городках отправился капитан Петр Киреев. Но далеко еще было до покорения Верхнего Дона. Верхнедонские казаки вновь поднимают знамя восстания. Руководитель восстания Кондратий Булавин немедленно разослал письма по городкам с призывом постоять за «великое Войско Донское» и старые его обычаи, выступить против бояр, убивать людей Долгорукого и присоединиться к восстанию. Весной 1708 г. царские власти полагали, что «казанцы» « не поддались» К. А. Булавину. 9 апреля верные властям городки перечисляет в послании к стольнику Бахметеву атаман Максимов: на всем протяжении Дона от Донецкого до Нижнекурмоярского их лишь три, а именно: Донецкий, Казанский и Усть-Медведицкий (Булавинское восстание, 1935 г, стр. 183), но осенью городок присоединился к атаману Н. Голому. 27 сентября к Долгорукому прибегают два казака из Донецкого, которые сообщают, что к Никите Голому пристали пять станиц, «которые ниже Донецкого в близости по Дону» - это Казанская, Песковатская, Мигулинская, Тишанская и Решетовская. 28 октября Долгорукий пошел на приступ Донецкого и «милостию божею их, воров, разбил… А Донецкий весь выжгли». Затем царские войска выступили к Казанке. Пройдя ее, и возможно Песковатский городок, Долгорукий через Мигулинский и Тишанский подошел к Решетову, где произошло решающее сражение. Огнем и мечом прошел Долгорукий по городкам: «2 городка, где ево (Голого) единомышленники жили, выжгли». Казаки теряют юрт уничтоженного Донецкого городка, и теперь самой верховой донской станицей становится Казанская. Которая в 1740 году из-за наводнения переселилась на новое, более возвышенное и удобное место. Это место станица, с тех пор во много раз выросшая, занимает и поныне. «По прекрасному местоположению, - писал Греченовский, - она почесться может одною из лучших станиц в Усть-Медведецком начальстве…» (ГАРО, д.169, стр. 168). Через новую территорию лежал скотопрогонный шлях с юга в центр страны, до самой Москвы. Гурты скота, с ранней весны до поздней осени, перегонялись с юга. Эта дорога в ту пору называлась «Обрезным шляхом». Хорошей переправы не было. Скот направлялся вплавь казаками на каюках. Видно, это служило хорошим заработком. Ватагой переправщиков заправлял бережной атаман. Вокруг бережного атамана подвизалась целая ватага казаков на каюках. Любителей легко подзаработать деньги было много. За перегон вплавь через Дон крупного рогатого скота брали 5 копеек за голову, а овец – 3 копейки. Скота перегонялось десятки тысяч голов, и заработки «каюшников» были немалые. С раннего утра и до поздней ночи раздавался призыв постоянно пьяного бережного атамана: «Господа – казаки, седлайте каюки, гурт подошел!». В свободное время будня¬ми, казаки вязали сети и тенета, ловили в Дону рыбу, охотились за дичью в окружавших станицу девственных степях. Праздника¬ми же занимались воинскими забавами. Эти воинские забавы состояли в том, что станичный атаман и старики собирали молодых каза¬ков и заставляли их упражнять¬ся в верховой езде: скакать, пла¬вать на лошадях через Дон, выходить на поединки с пиками или плетьми, стрелять в цель из ру¬жья и пистолета, бросать в цель камнями, бегать, бороться. Отличившихся при этом богатые из стариков дарили седлами, уз¬дечками, оружием, порохом и свинцом. До 1737 года в станице Казанской была деревянная Архангельская церковь, но в сентябре она сгорела. Вместо нее жители купили в Донецком Успенском монастыре старую деревянную церковь, разобрали ее и перенесли в станицу, где и построили во имя Архистратига Михаила. В 1763 году, церковь обветшала и вместо нее была сооружена новая также деревянная церковь в то же наименование. Заложена она была в 1763 году, а освещена в 1768. Церковь была построена из брусчатого дубового леса, покрыта дубовым тесом.. В 1790 году была произведена закладка каменной церкви, главный предел которой был освящен во имя св. Архистратига Михаила, а Петро-Павловский – 12 июня 1796г. Кроме тог, в 1806 году в ней устроен и освещен еще придел во имя св. Иоанна Крестителя. В ней находился резной раззолоченный иконостас, стоящий, до 50000 рублей, очень богатая церковная утварь, Евангелие 1717 года, Минея месячная 1708 года и Евангелие толковое 1748 года. Церковь была разукрашена с большим великолепием. Расписывала церковь бригада художников, приглашенная из Италии. Так завершилось строительство церкви. Церковь пользовалась огромным влиянием, она привлекали прихожан торжественностью и благолепием обрядов, перезвоном колоколов, церковным песнопением. Гордостью прихожан был созданный в 1862 году певчий хор. Первый дебют хора имел необычный успех. Казаки были растроганы гармонией, ими до селе неслыханной, что многие умилились до глубины души, многие чуть не плакали, а у многих, по их выражению, мурашки бегали по коже! Расщедрилось и местное купечество так, что жалованье регенту доведено до 300 рублей в год и всему хору (человек до 15-ти) были построены суконные кафтаны, обложенные галунами. Но чем искусство певчих все более совершенствовалось, то благорасположение граждан к ним все более охладевало. Дошло до того, что источники жалованья регенту и басам совершенно иссякли, и через три года певческая капелла распалась. («Донской вестник», №17,1869 год). А звон колоколов сопровождал и мирскую жизнь казаков: частыми ударами колокол оповещал станичников о пожаре, редкими ударами сообщал о том, что умер человек. А если запуржило зимой, то били в большой колокол во всех церквях станиц и хуторов, пока не пройдет пурга. Без священников не обходился не один православный праздник, а отмечали их в Казанской и юртовых хуторах широко». Постепенно развивалось хозяйство казаков. Помимо традиционных рыболовства, охоты, бортничества и сбора ягод, все большее значение приобретало скотоводство, хлебопашество, умножались пасеки, огороды, бахчи. Казанцы ведут широкую торговлю овцами и овечьей шерстью. По хозяйственным надобностям казакам приходилось отлучаться из станицы и строить в удобных местах временные пристанища. Так появлялись зимовники, а потом хутора. В начале хутора часто заводились в один-два двора, только с 1835 г. было повелено новые хутора основывать не менее чем в 25 дворов, причем с согласия станичного сбора. В связи с ростом населения и развитием хозяйства дошло дело и до «разведения рубежей». И. В. Тимощенков передавал предание о том, что в Казанке были собраны мальчики-подростки соседних станиц, и когда отмечали рубежи, ребят одного за другим по очереди «секли розгами в тех местах, где стояли грани», после чего опять-таки по очереди отпускали домой. Все это делалось в надежде, что высеченные будут до самой смерти помнить, где они сечены. Несмотря, однако, на эту меру через несколько лет о многих местах станичного рубежа возникли большие споры граждан с пограничными станицами одни из старожилов говорили, что грань была здесь, а другие отводили ее далее. Чтобы решить в таком случае спор, назначали третейский суд или, по тогдашному, «общую правду». Общая правда - был какой-нибудь старожил. Он, поклявшись перед Евангелием, поступал по совести, брал в руки образ Спасителя и шел по тем местам, где, как он помнил, проходили грани. Показания его в таком случае были святы и нерушимы для обоих сторон. Так продолжалось до тех пор, пока в 1850 году юрт станицы не был обмежеван по распоряжению правительства. Обмежевка была произведена по всем правилам: поставлены знаки, выдан план, межевые книги и данные, где показано количество земли в десятинах, свойство ее и границы с другими владениями. Юртовыми своими довольствиями и угодьями казаки распоряжались так: луговые сенокосные места ежегодно делили на паи. Сенокосом же в степях и пахотною землею пользовались вольно, кто сколько захватит. При этом устанавливались такие правила: если кто вспашет землю, то она принадлежит ему четыре года: два - для посева хлеба и два - для снятии с ней травы. На пятый если хозяин ее не вспашет, то ее имеет право пахать всякий как общественную. Такой порядок вполне был возможен, так как земледелием занимались без всяких промышленных видов; каждый сеял столько, сколько нужно было для собственного потребления. И хотя уже жили семействами, но для полевых работ иногда соединялись большими партиями. Все делалось братски, полюбовно. Работают в поле, подходит время обеда и вот кто-либо выставляет «маяк»: навязывает на палку платок или полотенце. Это значит, он приглашает к себе на обед. Все идут к нему, неся с собою все, что у них есть из провизии. На другой день «маяк» выставляли над другим возом и т. д. Жизнь не стояла на месте. Зажиточные казаки, имея по два и по три плуга волов, могли вспахать земли и таким образом приобрести на нее право четырехлетней собственности. А чтобы захватить ее как можно больше они нанимали пахать малороссиян из находившихся вблизи слобод. Некоторые из казаков делали так: поселившись где-нибудь в глухой степи, сеяли десятки, а то и сотни десятин хлеба, не имея при этом ни косы, ни плуга. Все это им делали иногородние люди. Казаки жили совершенными господами. Многие пытались отвоевать землю у тех, кто ее захватил, но хозяин обыкновенно говорил: эту землю еще отец мой, дед и прадед заняли, кто же смеет у меня ее взять. Случалось также, что жители какого-либо хутора, стесненные в своих довольствиях, подъезжали к другому хутору и начинали пахать. Дело кончалось тем, что многие возвращались домой с порубленными плугами и пробитыми головами. Безурядица дошла до крайнего предела, обратилась в совершенную войну соседа с соседом, хутора с хутором. Практически 20 лет станица Казанская находилась в земельной тяжбе с соседями, в 1756 году она начала претендовать на часть тишанских земель (станица Тишанская по Хопру). В начале соседи захватывали пашни на вершинах буераков, затем стали гонять скот на удобные водопои, тайком охотится. Осмелев, и вовсе захватили эти земли. Сами тишанцы ничего с этим поделать не могли, не помогли ни мордобой, ни угон скота. Тогда обратились в войсковое правительство. Но, увы, власть сочла, что соседние Бузулукские юрты по сравнению с тишанскими малы и необходимо с соседями поделиться. Следующим этапом в земельной «войне» стал старшина Вёшенской станицы Боков заселив у Солоновского целую слободу малороссиянами, представив войсковому правительству дело так, как будто данные земли пустуют. Капитан Андриянов из Бузиновской и есаул Чеботарёв из Казанской тоже попросили место для поселения малороссиян на вершине Медвежьего лога. Казанская ещё исходатайствовала во владения себе лог Ромашки, а в 1795 году взамен отошедших из её юрта почты и форпоста, получила все низы Солоновского лога. Вскоре казаки начали делить пахотную землю между собою на паи. Общества наделяли 15-ю десятинами всякого казака с 17 лет, не достигшим этого возраста, земли не давали, а оставляли ее при поселении в особом столбе и пользовались все вместе: пасли скотину, иногда распахивали. Бездетным вдовам давали половину пая, вдовам, имеющим до трех детей полный пай, четырех и более детей – два пая. Самой большой станицей к 1820 г. была Мигулинская, проживало в ней 3549 душ мужского пола и 3970 – женского. Женщин было больше, среди них 368 вдов. Каждый получивший свой пай, делал с ним что хотел: одни обрабатывали сами, другие отдавали в наем. Цена за пай, если его нанимают на весь срок раздела от 7 руб. 50 коп. до 11 руб. 25 коп., т.е. за десятину от 50 коп до 70 коп. Арендовали землю на один год большей частью свои станичники, на несколько лет иногородние крестьяне или купцы пограничной Воронежской губернии. Казаки были не очень-то запасливыми хозяевами. Бывало, продаст казак свой хлебушек, а потом, зимой покупает его в запасных магазинах. Общественные хлебные запасы начали свое существование в станице Казанской с 1834 г. Хранили его в помещениях выстроенных за станичный счет. В 1843 г. было построено два каменных запасных магазина, в 1853 г. - два деревянных. За магазинами наблюдал общественный смотритель из казаков внутренней службы и три сторожа, отбывающих караул при церкви. На первых порах хлеб каждым паевым засыпался аккуратно, недоимок не было. По положению количество ежегодного взноса хлеба в общественный запас полагался 6 гарнцев (гарнец - 3,28 л) ржи и 4 гарнца овса или ячменя. Сбор проводился один раз в год, после полевых работ. Как только малолетке исполнялось 17 лет, он должен начинать засыпать хлеб ежегодно до 10 гарнцев, пока не засыплет все следуемые ему на пай 2, 5 четверти (1 четверть - 209,91 л). Хлеба в запасных магазинах скапливалось до 10 четвертей на человека. В случае порчи, его разбирали и заменяли новым. Когда казакам требовалось пособие, сход составлял приговор о раздаче общественного запаса и при этом получали безвозвратно все. Так было до самого 1848 г. В 1848 г. по случаю голода , хлеб был роздан и после этого засыпка шла чрезвычайно туго. Каждый спешил, оставить себе, сколько нужно до нового урожая, остальное продать. Скотоводство – еще одно из основных занятий донцов. Оно обеспечивало казаков мясом, шкурой, шерстью, молоком. Базы строили в пяти-шести километрах от станицы. Отсюда и название соседнего хутора – Базки. Побывав в музее Донского казачества г. Новочеркасска, отыскала там «Статистическое описании земли Донских казаков» (издательство областного правления войска Донского, 1891г.), в результате выяснила, что в станице особое внимание уделялось отбору лошадей. «…Собственно в казачьих заводах лошади малорослы, но складны, легки и сильны». Именно такие лошади были в заводском табуне станицы Казанской, в котором насчитывалось 30 племенных жеребцов донской породы, за ними смотрели 15 конюхов и табунщиков. Одним их них был неприметный атарщик Гавринёв Николай Матвеевич, смотрителем долгие годы работал Тихон Дронов. Тогда на каждые 100 человек населения приходилось 86 лошадей. Источником дохода для казаков являлись крупный рогатый скот и овцы. В Казанской разводили овец волжской породы. Они были рослы, шерсть имели густую и мягкую, хорошо нагуливали жир, были неприхотливы. Моя бабушка, Колычева О. О., вспоминала: «Овец было у нас до 40 голов. Из овчин шили полушубки. Правильно подготовить овчину было делом не простым. Вот как мой отец выделывал овчину. Делал очень крепкий квас, клал в него овчину и квасил с неделю. Затем вытаскивал, просушивал, после этого натирал мелом и счищал косой. Отваривал дуб и помещал овчину туда. Вытаскивал, сушил и только потом отдавал шить. Полушубки шил дед Кузька из х. Мутилинского, в станице Казанской тоже были мастера, но я их не помню». Интересные воспоминания нашла у Дронова В. А. «Казачий присуд»: «Еще свиней зимовых держали четыре-пять голов, поросят не считали, обыкновенно было их голов двадцать. Один год был неурожайным, выгнали свиноматок в лес, там и жили на желудях, на траве, кореньях. После Нового года забрали домой уже поросных, интересных кузенят они произвели, шкура, как выделанная, дублёная, да ещё и полосатая, наверное, нашли хрюшки диких вепрей-женихов. Птицы было полно всякой, кур штук 30-40, цыплят пару сотен, гусей резали в зиму голов 50. Держали пять пар волов, три коровы. На зиму кадушку, а то две, заполняли откидным портковым молоком. Портковым называли квашенное откидное в сумку молоко, сыворотка стекает, густушка остается, вкуснющее! Когда-то растяпа-казак заснул на арбе, корчажка возьми и попади под колеса, разбилась. Что делать? Снял портки, в одну из халошин вылил молоко, отжал, получилось откидное, то есть портковое. Всю зиму, до отёла коров, обходились этим молоком, иногда даже на масленицу оно выручало». Назревает вопрос: «Как же казаки сбывали свою продукцию?» Из книги Бусленко Н.И. «Сотворение хлеба» (Ростов/Д, 1998.) узнаем, что хлеб можно было отправить на ближайшую ссыпку. Ссыпки, как правило, принадлежали крупным зерноторговцам. Парамонов Е.Т., купец 1 гильдии, торговый казак, купил в 1909 г. два больших амбара в нашей станице у купца В.П. Суворова, один из которых каменный, а другой саманный, крытый железом. Вот текст Запродажной записи – документа, так точно передающего торговую обстановку этой эпохи: «Запродажная запись Станица Каменская Области Войска Донского. Тысяча девятьсот девятого года Августа пятого дня, мы, нижеподписавшиеся, с одной стороны, мещанка Анастасия Петровна Суворова, действующая по доверенности, выданной ей по праву передоверия мещанина Петра Аверьяновича Суворова – купцом Василием Петровичем Суворовым, явленной у Луганского нотариуса Губина первого августа сего года, по реестру за №3887, и с другой стороны- крестьянин Иван Федорович Кудинов, действующий по доверенности торгового казака , Ростовского-на-Дону первой гильдии купца Елпидифора Трофимовича Парамонова, явленной у Ростовского нотариуса Цветкова первого Августа сего же года, по реестру № 7534, заключили настоящую запродажную запись в следующем. Из нас я, Суворова, запродала доверителю (И.Ф. Кудинов - хлебный маклер Парамонова И.Т.) Кудинова – Парамонову принадлежащее доверителю моему Петру Суворову недвижимое имение, состоящее в верхней части станицы Казанской, Донецкого округа Области Войска Донского… и заключавшееся в дворовом месте с находящимися на нем двумя амбарами для ссыпки зернового хлеба, один из коих каменный, а другой саманный, крытый железом, вместимостью на десять четвертей – ценою за ОДНУ тысячу рублей, в счет коих продавцом получено уже с покупщика в задаток двести рублей, а остальные деньги покупщик уплачивает продавцу по утверждении купчей крепости по этой запродаже, при вручении последним первому главной ее выписки. … Все причитающие с запродаваемого имения платежи и сборы земские, станичные, и прочие уплачивает с сего числа Парамонов, но если в течение двух лет от сего числа Парамонов не укрепит за собою означенного выше имения, то по истечении этого срока он освобождается от обязанности уплаты за имение означенных сборов. За нарушение в чем либо запродажной записи этой, виновная сторона правой стороне платит неустойки триста рублей». Кроме того, казак мог отвезти хлеб на мельницу или продать на ярмарке. В первом десятилетии 19 века в Казанском юрту было построено 18 водяных и 7 ветряных мельниц. Значит, было, что молоть. В 1871 г. в Казанской станице было сеяно озимого хлеба – 12293 четверти. В то время считали своим главным занятием земледелие – 1384 человека, в юрту земледелием занималось – 17553 чел. Кроме того, казак мог отвезти хлеб на мельницу или продать на ярмарке. Петропавловская ярмарка в станице Казанской была одной из самых видных ярмарок Усть-Медведецкого округа. Главным предметом ее сбыта составляла овечья шерсть. На площадь Казанской ярмарки вывозилось до 30 тысяч пудов шерсти. В зимней же ярмарке заметную статью составляла торговля мясом и хлебом. В 1867 году было продано индеек до 1700 пар по цене 70-95 коп за пару, до 350 уток по 30-35 коп, до 500 пар гусей по 60-75 коп за пару, до 150 пудов свиных тушек по 2 руб. 30 коп за пуд (1 пуд равняется 16, 38 кг.). Кроме того продано птичьего пера и пуха до 450 пудов, хлеба пшеницы – 1200 четвертей ( 1 четверть – это четвертая часть чего-либо, ¼ ведра) , жита – 160 четвертей, муки пшеничной до 500 пудов (Донской вестник, 1868 г, газета «Искра», № 83, 24.07.97г.). Хорошо шла торговля красными и бакалейными товарами, и, по отзывам торговавших, выгодно. Кроме местных торговцев товар привозили из соседних станиц, Богучара и Павловска Воронежской губернии. Торговали и рыбой. Хотя большинство казаков ловили рыбу для собственного потребления. Выходили на рыбную ловлю на каюках-лодках, долбленных из цельного дерева, чаще всего вербы. Каюки казаки делали каждый сам для себя, при помощи нехитрых инструментов – топора и различных тесел. В настоящее время в Верхнедонском районе остался один мастер, который делает каюки – Иван Петрович Овчинников. Он говорит, что надо обладать большим умением, чтобы управлять тяжелым и неустойчивым каюком. Плохо приходилось неумелому казаку – каюк переворачивался, выбраться из - под него было трудно. Отсюда и поговорка: «И пришел ему каюк». Дон всегда считался рыбной рекой. Славилась стерлядь. В. Сухоруков в «Записках о достопримечательностях в Донской области» писал «… стерлядей, коих летом так много здесь (автор имел в виду станицу Казанскую), и так дешевы они, как у вас в Петербурге зимой корюшка». Во время нереста поднималась белуга. К этому времени следует отнести документальное появление в Казанской здания станичного правления. Построено оно было предположительно не позже середины 18 века. Переправиться на правую сторону можно было только здесь, причем на пароме, где гребли вручную деревянными бабайками. В правлении установили строгое дежурство. Поочередно молодые казаки «отсиживали» свой срок. За ними так и закрепилось слово «сидельцы». По их милости вся Казанка получила прозвище «чапура». Бают так – ждали большое начальство. В утреннем тумане сиделец услышал крик: «К вам! К вам!». То ли спросонки, то ли с похмелья заорал дурным голосом: «Едуть! Чичас, ваш бродь!» Переплыл Дон. Никого. Лишь цапли (по-местному- чапуры) бродят у берега, вылавливают лягушек и изредка кричат: « Ква, ква!». Вернулся порожня, спать лег. А тут на грех наказной атаман подъехал своей персоной. Стал он паром звать, а ему: «Нет, больше не обманешь, чапура!». Кстати через станицу Казанскую проезжали в свое время, путешествуя на Кавказ А.С. Пушкин, А.С. Грибоедов, В.А. Жуковский, М.Ю. Лермонтов, В.Г. Белинский, Л.Н. Толстой. В апреле 1842 г. слуги бабушки поэта провезли по тракту прах М.Ю. Лермонтова в свинцовом и засмолённом гробу в семейный склеп села Тарханы. А в 1851 году на берегу реки Дон у станицы Казанской стояло несколько сот казаков, в воору¬жении и с лошадьми. Это был дивизион атаманского Его Императорского Высо¬чества Наследника Цесаревича полка, шедший в Петербург на очередную смену своих товарищей. Набожные воины, переправляясь через Дон, черпали священную для них воду, мочили ею головы, утирали лицо, глаза и, потом, поклонясь реке и последнему храму своей земли, стройны¬ми рядами оставляли станицу. Службы, службы, службы… Впрочем, такими же будут последующие десятилетия и войны. Тысячи рассказов, легенд и правдивых повествований будут передаваться из поколения в поколение о казаках станицы Казанской,. Среди них георгиевские кавалеры - Першиков Тимофей Иванович, Козырев Иван Михайлович, Колычев Антон Андреевич, Комков Василий Яковлевич, Беляев Андрей Иванович, Березов Алексей Никифорович , Агафонов Тихон и мн. другие кто не посрамили чести и славы Донского войска. В 1881 году в Казанке была открыта почтово-телеграфная сберегательная касса, приписанная к Богучарской кассе Воронежской губернии. Рядом была изба-читальня, затем там разместилась районная библиотека. Был открыт земский приемный покой на 5 кроватей. В 1891 году освещена часовня. На ее лицевой сторо¬не , поверх двери, на голубой доске золо-тыми крупными буквами выделялась надпись: «В память чудесного избавления 1888 года 17 октября при крушении поезда Государя Императора Александ¬ра III Александровича и всей Августейшей семьи сооружена сия часовня 1891 года 15 июля иждивением, общества (Казанской станицы и старанием станичного атамана сотника Евграфа Михай¬ловича Сохраннова». К 1900 году в станице открываются две школы: одна – церковно-приходская, другая приходская министерская, в которой учились только мальчики, это были дети богатых родителей. Нелегко было рядовому казаку получить хотя бы начальное образование. «Народ, скудостью отягощенный, - писал один из учителей, - хотя и желает учить детей, но ежедневные домашние нужды их от того отвлекают: один пасет овец, другой в кузне помогает отцу, а третий на пашню уехал». Церковно-приходская школа находилась в парке, в ней было два класса, первый и второй. Во время открытия было пожертвовано - 144 руб. 40 коп для приобретения библиотеки и пособия бедным ученикам (ГАРО, ф. 358, оп. 1, д. 15, лл. 1-19.) Дети местных казаков изучали Закон Божий, арифметику, грамматику и чистописание. В 1864 г было открыто мужское приходское училище ведомства Министерства народного просвещения (министерское), в котором обучался 31 мальчик. Училище функционировало до 1836 года, затем было закрыто, потому что станичное общество отказалось его содержать. Вновь оно было открыто 16 мая 1861 года. Помещалось в наёмной квартире и содержалось на войсковой счёт, за аренду которого выплачивалось хозяину 100 рублей. В 1883 году училищем заведовали казаки Антон Петрович Попов и его помощник Василий Петрович Губин. Училище давало минимальное, начальное образование , но в нем работало много хороших, преданных своему делу учителей, которые не только обучали учеников азам грамоты, но и заинтересовывали некоторых из них в продолжении обучения, всячески им помогали. Многие знаменитые наши земляки начинали свой жизненный путь с этого училища. К примеру, фотохудожник Юрий Петрович Еремин, к сожалению практически незнаком нынешнему поколению. При жизни его работы неоднократно удостаивались высоких наград на крупнейших фотовыставках мира (один только его снимок «Гурзуф» обошел 27 стран, получив в общей сложности 14 наград). Внебрачный сын донской казачки и художника-итальянца, родился в 1881 г. в ст Казанской. Рано осиротев, он с двух летнего возраста воспитывался у своего деда П.П. Бесчетнова, который стремился дать внуку образование. Подростком Еремин ходил в местное двухклассное училище и хорошо успевал по всем предметам. Окончив училище, он поступил на курсы при Новочеркасской учительской семинарии, а затем в Московское Училище живописи, вязания и зодчества. В настоящее время музей архитектуры им. А.В. Щусева в Москве располагает коллекцией негативов и авторских фотоотпечатков (более 1300 единиц хранения), на основе которых организована выставка. В 1908 году в Казанской моста еще не было, ходил паром. Строительство моста началось при атамане К. К. Дронове. Дело велось под его личным контролем. До каждого двора (по числу рабочего тягла) доводилась разнарядка на подвоз камня. Ломали его вручную, в Озерском и Гормиловском карьерах, где и сейчас добывают. Выполнил хозяин норму – атаман тут же, принародно подносил чарку казенной водки, трижды целовал и со словами: «С богом!» отпускал домой. Того, кто увиливал от долга, сидельцы мигом одаривали плетьми. Тот подтянет штаны, по заведенному обычаю поблагодарит «за науку», заберет быков, хоть из борозды, и возит камень. Таких было очень мало. Никому не хотелось попасть в тюгулевку – в правленские подвалы. В 1913г. по дамбе прошли первые подводы, её длина была метров 800-900. «Тяжко работали, но и отдыхать, веселиться умели вдосталь, от души», - говорила моя бабушка. Действительно, казаки развлекались от души, по-детски самозабвенно, будь то праздник или станичная ярмарка, скачки, посиделки, катания на санях. Ярмарки были праздничными, веселыми с каруселями, конфетами, бродячими артистами, кулачными боями, джигитовкой и многими другими развлечениями. «Целыми семьями из хуторов в эти дни уезжали в станицу. На цепку накинут дверь, без замка, и –поехали на ярмарку.» Сегодня у нас есть возможность окунуться в атмосферу пасхального празднования начала XX века. День Пасхи отождествлялся с днём встречи весны. Его ждали с радостным нетерпением: заканчивался Великий пост, запрещающий есть скоромное, веселиться, играть свадьбы. На Вербной неделе казачки убирали свои курени, белили и внутри, и снаружи, начищали полы, всё мыли, выстирывали. Наступала Страстная неделя – самый строгий пост. В иных благочестивых семьях на Страстной кушали всего один раз в день, и это касалось не только взрослых, но и детей. С усердием читались молитвы. К концу Страстной недели, в Великий четверг, который на Дону назывался «чистый», все члены семей старались вымыться. У казаков бань не было, мылись в деревянных корытах. В четверг и пятницу красили яйца отваром луковой шелухи, стараясь получить тёмно-красный цвет (другие способы окраски были не приняты). Хозяйки затевали тесто для куличей на хмелинах (дрожжей в старину не было). В субботу пекли в печи пасхальные куличи, а также хлеб, пироги, пирожки, бублики, кренделя. Зажиточные казаки и иногородние купцы куличи пекли с изюмом, в народе его называли «узюм». Изюм продавали в лавках местных купцов Малеева и Староверова, а привозили его с Нижнего Дона, стоил он дорого. В семьях простых казаков куличи – паски, как называли их в народе, - смазывали взбитым яичным белком без сахара (сахар являлся дорогим удовольствием, и позволить себе его могли далеко не все семьи). В субботу вечером казаки и казачки парами, группами и целыми семьями шли на ночную службу в церковь для освящения пасок и яиц. Дома оставались старые да малые. Со службы, с уже освящёнными пасками и яйцами, возвращались ранним утром в воскресенье. Придя домой, будили домочадцев, которые оставались дома. На стол собирали заранее приготовленные разносолы. Разговлялись, отведав сначала кусочек освящённой паски, затем кусочек сала (тоже освящённого) и одно освящённое яйцо. В богатой семье могли себе позволить два освящённых яйца, всё зависело от количества продуктов, освящённых в церкви. После того, как все разговелись, глава семьи вставал и наливал взрослым по стопке дымки. Начиналось праздничное застолье. У донских казаков оно всегда было щедрым, обильным. К столу подавали холодец с квасом и с хреном, горячие щи (в богатых семьях были тарелки для каждого, но обычно хлебали щи из одной большой чашки), мясо куриное, лапшу на мясном бульоне, блинцы с каймаком, лапшу с сушёными фруктами, запивали взваром. Издавна в станице сложилась традиция – ранним утром после разговления выходить всей семьей на улицу и встречать восход солнца. На Пасху солнышко играет такими яркими красивыми красками, что нельзя глаз оторвать, сердце радостью наполняется. Чтобы солнечный свет сильно не бил в глаза, некоторые взрослые и дети смотрели через стеклянные осколки, заранее закоптив их над коптюлькой (самодельное устройство с фитилём для освещения дома). После сытного застолья пожилые члены семьи ложились отдыхать, а молодые (и женатые пары, и неженатые казаки и девки) надевали самую красивую одежду и шли на игрища, которые обычно проходили на лугу за станицей или за хутором. Детей отпускали гулять на целый день. В пасхальное воскресенье все приветствовали друг друга словами: «Христос воскрес!», на это приветствие следовал ответ: «Воистину воскрес!». Молодёжь собиралась у самодельных релей (качели), играли в «Мяча», «Пряжку», «Сало», просто беседовали друг с другом, кто-то ходил в степь за лазоревыми цветами (степные тюльпаны), кто-то катался на каюках по Дону. И, конечно же, играли песни, танцевали, водили хороводы. Дети играли в «Ямки», «Погорелки», «Покулючки», «Выбивного». На Пасху все три дня не жарили подсолнечные семечки, чтобы не плевать на землю, - к земле-кормилице относились с благоговением. На Святую казаки на могилки не ходили. Ходили на Радоницу (вторник второй недели после Пасхи) и в этот день совершали пасхальное поминовение усопших. На 50-й день после Пасхи наступал праздник Троица. В каждом курене полы устилали чабрецом, в кувшинах цветы, у окон березовые ветки. Из воспоминаний Колычевой О. О.: «На лугу у Дона мы устраивали пиршество: выносили таганки. Складывались – кто по 2-3 яйца, кто масло, кто смалец и жарили яичницу. А затем шли в березник с песней «завивать венки». Сделаем венок и в Дон бросаем. По венку смотрели, в какой стороне суженый». В нашей станице было традиционным празднование Троицы на живописном берегу реки Дон. На поляне устраивали гуляние молодёжи. Собираются с угощениями. Посередине поляны – берёзка, возле неё водятся хороводы и ей, приносят угощение «Мы к тебе пришли, берёзка!». Проводят под хороводную песню завивание берёзки – плетут из веток косички и завязывают цветные ленты. Когда гуляние заканчивается, березку «развивают». Были еще праздники церковные, царские, государственные, войсковые со своими традициями, играми, обрядами. А в заключении каждого праздника – общественный пир. Из воспоминаний Журавлевой В. А.: «Делали «общую складку». Замужние женщины - пили сладкий мед. Казаки – «дымку», так водку прозывали. Но все же настоящих алкоголиков в станице было мало. Старики поговаривали «Пить ни с того ни с сего, без всякого повода казаку стыдно». Общество пыталось бороться с пьянством, в 1874 г., например, по решению станичников был закрыт кабак, а лиц отличавшихся «дурным наследием», выселяли из Казанки, подвергали штрафу. Но решить проблему «неумеренного пития хмельных напитков», однако, так и не удалось, и в целом в 19-начале 20 в. в Казанской и ее хуторах «в питейных магазинах лилась русско-горькая». Так и жили. С рассветом станица оглашалась криком разноголосых петухов и мычанием животных. Женщины и подростки хворостинками выгоняли коров на выгон. Направлялись к переправе быки, которые тянули скрипучие арбы. Над улицей поднималась пыль, которая долго оседала на сухие плетни и серые оконные ставни. После бесконечных дневных хлопот казачки ненадолго усаживались за воротами на лавочках. Где-то тренькала балалайка. Предметом женских пересудов было все, что нарушало скучное однообразие станичной жизни, будь то кража зипуна у казака Матвея Фомина, или лихо промчавшийся серый рысак купца Староверова. А казаки собирались в круг у становой избы. Вязали сети, вентери (рыболовные орудия типа ловушек), тенеты (сети для ловли зверей и птиц). Во время работы слушали рассказы пожилых станичников об их походах, сражениях и победах. Молодые люди восхищались рассказами, просили еще что-нибудь рассказать. На таких сборах казаки пели казачьи песни. Песен было множество. Среди наиболее любимых «Ой ты, наш батюшка тихий Дон!», «Поехал казак на чужбину далёко …», «Ой, да разродимая, моя сторонка …», «Как на речке было, братцы, на Камышинке …» и многие другие. Старые традиции были живучи, однако жизнь не стояла на месте, новое входило в станичный быт. Для развлечения местной знати (офицеры, духовенство, чиновники, богатые казаки) купец Малеев построил специальное здание, которое казаки называли Казанским театром, потому что с парадной в ряд стояли колонны. Бальный сезон начинался по традиции после Покровов и продолжался до Великого поста. Молодой человек имел право прийти на бал в 18 лет, а девушек выводили в свет в 16 лет. К 16-летию девушка шила себе бальное платье и дюжину вышитых с личными вензелями платочков, которые после каждого танца она дарила кавалерам, тем самым, давая понять, что за ней можно ухаживать. Играли на различных инструментах, но любимым была гармошка. Имелась и скрипка. Когда у Малеева появился граммофон, казаки и казачки толпами ходили смотреть на чудо техники, слушали неведомые до того мелодии». Старожилы рассказывают, что практиковались чтения вслух. «Читки» устраивали студенты, которые приезжали на каникулы. Читали «Ниву» и «Донские войсковые ведомости», которые выписывали купцы Староверов и Малеев. Но большой популярностью пользовался казачий народный театр. В репертуаре театра разыгрывались драмы «Ермак», «Степан Разин», воплотившие в себе представления об отваге, мужестве любимых казачьих героев. Обычная жизнь казанцев с ее большими и малыми бедами с такими же радостями, привычная и подчас монотонная до одури, была взорвана во второй половине июля 1914 г. Стоял жаркий, безоблачный день, по дорогам пылили возы с хлебом, неслись голоса: «Цоб, цобе! Но-о!». Но вдруг с задонской горы вихрем вырвалась группа всадников с красными флажками. Пронеслось страшное слово: «Война!». Уже вечером восьмого дня в Чертково грузились пополнения в 12-й Донской полк срочной службы (90 казаков Казанской станицы). На десятый день – 29-й Донской полк- 260 казаков. Вечером тринадцатого дня заканчивала формирование 12-я Донская запасная сотня - 60 казаков Казанской станицы, 100 – Мигулинской, 70 – Вёшенской, предназначенная готовить пополнения для полкового звена. Вечером двадцать первого дня заканчивал формирование 46-й Донской полк (210 казаков Казанской станицы, 440 – Мигулинской, 410 – Вёшенской). Таким образом, через три недели после объявления мобилизации все полковое звено – три полка – было отмобилизовано и пополнено до штатов военного времени. Воевали верхнедонцы, как и их отцы и деды, доблестно и начали отличаться с первых недель войны. Первым Георгиевским кавалером среди офицеров русской армии стал казак – хорунжий 1-го Донского казачьего полка Сергей Васильевич Болдырев. Награждён орденом св. Георгия 4 ст. «за то, что 20 августа 1914 года при набеге дивизии на Алленштайн (Восточная Пруссия) засланный с 20-ю казаками в глубокую разведку в тыл противника, проник в расположение его частей, добыл о противнике ценнейшие сведения, без потерь доставил их в штаб Донской казачьей дивизии, чем способствовал успешному прорыву обороны противника на важном направлении». Наши предки верили, что сражаясь за Родину, они исполняют святое дело, и за это в бою не жалели своей жизни. Честь казачья была превыше всего. Находясь далеко от домашнего очага, в перерывах между боями каждый думал о доме, семье. Хочу привести строки из письма Верхушкина Егора Алдокимовича, уроженца хут. Сухой Лог (письмо написано 12 января 1915 г, хранится в фондах музея): «Дорогая супруга Евдокия, письмо я ваше получил, я был обрадован до бесконечности. Шлю свой сыновский привет мамаше Графене Григорьевне, поклон посылаю брату Якову с семейством, всем сватам и свои читателям и слушателям… Вторая просьба моя, не печальтесь обо мне, я знаю что на вашу долю выпал жребий тяжелый, и что разлука нас так далеко разъединила, но видно так господу угодно что пришлось и мне постоять за веру, Царя и Отечество…». Война была изнурительной, она изматывала казаков на фронте и их семьи на Дону. В станицах и хуторах было пусто, они стали выглядеть намного беднее, не хватало рабочих рук, покосившиеся куреня, сараи и плетни было некому ремонтировать. Согласно всероссийской сельскохозяйственной переписи 1917 г. в четырех станицах – Казанской, Мигулинской, Вешенской и Еланской было засеяно всего лишь 190 тыс. десятин. Уменьшилось число скота, лошадей. Многие дворы казаков-бедняков вовсе остались безлошадными. И мало кто ожидал на Верхнем Дону, что Россия на кануне свержения монархии. Известие об этом событии пришло 1 марта 1917 года в Новочеркасск к войсковому наказному атаману графу М.Н. Граббе. Это было большое потрясение для казаков. Революция по выражению А. С. Серафимовича, начисто разломает первичный уклад жизни казаков, рассечет их пути-дороги, разведет по разным тропам. Абакумова С. Г., директор
Просмотров: 2436 | Добавил: Jon3 | Рейтинг: 3.5/2
Всего комментариев: 1
1 elenavdovina1985  
0
Светлана Георгиевна огромная благодарность за Вашу интересную статью, использую в воспитательной работе, для формирование интереса к истории родной станицы.

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]